Лет шесть назад я начала вести женские группы — надоело со скрипом каждый раз подбирать в клиентские программы «хоть каких-нибудь мужчин для гетерогенности». Двое чудаковатых дядечек на двенадцать разных, ярких и гораздо лучше мотивированных тетечек — не решение проблемы, а пародия на него. Набирая группы для короткой терапии и тренингов «с улицы», невозможно этот перекос не заметить. Поневоле призадумаешься: в чем же дело? Журнал — тогда газета — «Досуг» вроде бы нейтрален, его читают и женщины, и мужчины. Записываются же в психологические группы, где речь идет об отношениях, чувствах, самопознании — даже не о семье и детях! — сами знаете кто… И похоже, ситуация в обозримом будущем меняться не будет. Собственно, так и возник наш «женский проект». И оказался не только поводом для размышлений (порой довольно невеселых), но и одной из моих профессиональных радостей последних лет.
Историко-культурное наследие «по женской линии» у нас весьма неоднозначно: с одной стороны, «станет бить тебя муж-привередник и свекровь в три погибели гнуть», с другой — «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет». На протяжении нескольких последних поколений нашим женщинам случалось и воевать, и кормить семью, и получать техническое образование, и с парашютом в тайгу прыгать — в общем, «а кони все скачут и скачут, а избы горят и горят».
Есть, однако, в этом нескончаемом героическом эпосе одна существенная деталь: не сами они это затеяли, не сами выбирали. Возможно, в самом начале эйфория кажущегося равноправия еще озаряла улыбки физкультурниц. Эмансипированная «новая женщина» сама не заметила, как отправилась строем туда, куда ее выгоднее было бросить. Впереди, как мы знаем, ее ожидало отнюдь не «светлое будущее» — впереди был Большой террор и Великая война. И удивительно ли, что идея — или, скорее, переживание — силы и самостоятельности для наших женщин часто непривлекательна? Не потому ли, что они прочно связаны в родовой памяти не с успехом, а с бедой, не со свободой, а с оставленностью, не с возможностями, а с необходимостью выживать? Сила эта сама себя не любит и сама себе не рада, она не «для», а «от». Никто не скажет наверняка, сколько времени уйдет на то, чтобы в женском сознании мощь и самостоятельность зазвучали и окрасились иначе, стали восприниматься как радостные, творческие, предназначенные не для бараков и оборонных заводов — и не связанные с катастрофой, с прямым или символическим убийством мужчин.
Честно говоря, сегодняшняя реальность особых поводов для ликования не предоставляет. Страна-то, если приглядеться, вовсю воюет, бесконечно выясняя, кто кого — и за сколько. То есть в новых декорациях мужественно распевает все те же «старые песни о главном»: власть, статус, принуждение. Которые и есть базовые ценности патриархальной культуры, если лишить ее ореола благообразия и традиционности. А то, что вместо «броня крепка и танки наши быстры» звучит блатной шансон, отражает лишь изменившийся характер военных действий. И в регулярной армии, и в криминальной разборке место женщины определено, и перспективы у этого «места», прямо скажем… Возможная роль — ожидание, поддержание огня в очаге: «жди меня и я вернусь» — это пока «строчит пулеметчик за синий платочек». (В менее романтической традиции эта же роль называется «отдых воина»). А если женщина не склонна сидеть дома и рвется к «настоящему делу», «серьезной работе» и прочим принятым на веру радостям активной социальной самореализации? Какие роли отшлифовали для нее войны всех времен и народов? Санитарка, маркитантка, проститутка — если очень повезет, возможна «карьера» снайпера или военврача: «у войны не женское лицо». Но чего еще можно ожидать от общества, десятилетиями работавшего на войну и покорение — ах, какой глагол! — то целины, то космоса, то еще чего-нибудь?
И возникает вот какой вопрос: молодые коллеги, будущие психологи-консультанты, семейные терапевты и прочая — кто они в этом раскладе? Ведь почти сплошь барышни… И понятно, что существуют к тому объективные причины — «на факультете нет военной кафедры, ребята к нам не идут». И понятно, что эти причины — не единственные. Вот что немного странно — это почти полное отсутствие рефлексии по этому поводу. Профессиональной, психологической. Темы тендерных различий вообще как бы и нет, хотя вообще-то известно, что ее игнорирование — само по себе признак неблагополучный. В учебных группах я иногда с этим материалом работаю социодраматически — и это очень эмоционально заряженный, тяжкий материал. Он сперва представляется таким игривым, слегка фривольным, «мальчики-девочки», а когда разворачивается, углубляется — оказывается весьма и весьма болезненным. Такие дела.
И уж коли это так даже на уровне профессионального самосознания, то ясно, что никакого внешнего, социально одобряемого запроса на такую работу нет и быть не может. Я вспоминаю, как в свое время трудно «пробивала» женские группы даже в своей организации: «это никому не нужно». Разумеется, и сотня таких групп мало что меняет в общей картине, но если вообще что-то может делаться, то только и исключительно по такой вот безумной инициативе. Так называемая «женская тематика» — кто бы мне еще объяснил, что это такое — на сегодняшний день не имеет шансов быть услышанной и понятой в интересах самих женщин, ибо сами эти интересы рассматриваются как второстепенные и не имеющие… как бы это сформулировали раньше, «народно-хозяйственного значения». Поэтому — «Я у себя одна!», и это означает ровно то, что больше обо мне как целостной личности (а не наборе функций) думать никто не станет. Но ничто не может помешать подумать об этом самой — в обществе и при помощи других женщин. А психодрама делает это радостней, горячей и креативней любого другого метода.
Когда мы недавно работали с группой на тему нерожденных детей — такой был запрос, такая смелая девочка — и двенадцать волчиц воем оплакивали своих не пришедших в этот мир детенышей, это было очень больно нам всем, но в этом было свое архаическое величие, своя суровая красота. И в социодрамах про страх одинокой старости всегда находится свой ресурс, они часто кончаются гомерическим хохотом. В женских группах вообще своеобразный юмор — больше на интонации, на игре слов основанный, с подтекстами. Иногда, впрочем, довольно соленый…
Удивительные бывают работы про отношения с собственным телом, которое как ни мурыжили всю жизнь неуважительным отношением, унизительной критикой, идиотской одеждой, невыполнимыми требованиями — а оно все равно живое, чувствующее, свое. Страшно интересно, что на самом деле женщин поддерживает, радует, даже спасает в черный час — как мы себе помогаем, собираем себя по кускам.
И в общем-то, темы вполне традиционные — но что-то заставляет их тащить и прорабатывать именно в этих группах. Недавно пришла молодая женщина совсем на сносях, работать с какими-то последними страхами по поводу материнской роли. И тут же — брошенная жена, бунтующая дочка, молодая бабушка, которая станет бабушкой через этак недельки две, девочка, страдающая от эмоциональной зависимости, красивая дама с кризисом середины жизни… Поразительные истории — не столько биографическими поворотами, сколько тем, как они друг в друге отражаются, переплетаются и снова расходятся. И тем, как мощно звучит основное «сообщение»: я существую, я есть, я могу чувствовать и думать, могу выразить себя и быть услышанной.
Вот поэтому, сколько бы у меня ни было заказов на корпоративные тренинги или выездные семинары там и сям, я не только продолжаю вести «Женский проект», но и расширяю его. Сейчас заканчиваю книжку по материалам этих групп, «Веретено Василисы», это тоже часть проекта. И уже несколько коллег ведут разные подтемы, а одна из них — «Жила-была девочка…» — как раз про женский взгляд на семейную историю, «наше наследие». Потому что совершенно понятно, что жизни наших многострадальных бабушек и прабабушек тоже «в списках не значатся». А кто же и расскажет о них и о том, как они жили и чувствовали, как не мы, их наследницы? У Хуана Района Хименеса есть строчка: «Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперек».