«Основы юнгианского анализа» – программа ИГиСП, рассчитанная на тех, кто хочет научиться разным языкам бессознательного. Об особенностях обновленной программы, состоящей из 10 тем, об отличиях ее от прежнего цикла рассказывает руководитель программы Елена Пуртова, кандидат психологических наук, доцент, заведующая кафедрой психологического консультирования Высшей школы психологии, преподаватель Московской ассоциации аналитической психологии, член Международной ассоциации аналитической психологии.

Елена Анатольевна, кого вы ждете? Профессионалов, любителей, знатоков, увлекающихся?

Нам кажется, что аналитическая психология слишком хороша, чтобы доставаться только психологам. Поэтому в программу мы как раз и закладывали ориентацию на универсальность. Чтобы прийти к нам, участникам будет достаточно просто личного опыта. Опыт контакта с собой, опыт построения отношений абсолютно не зависят от специальности!

Я считаю, что люди, приходящие из разных областей практики, наоборот, могут много дать психологам. У психологов больше защитных механизмов, они оттачивают свое сознание, силу эго на протяжении обучения, но для такого рода программ это не самое лучшее качество, оно как раз препятствует обмену. Поэтому мы рассчитываем на широкий круг людей, которые достаточно эрудированны, имеют представление об аналитической психологии, пусть даже и небольшое, но хотят об этом лучше узнать. Примерить к себе, почувствовать, насколько им это интересно, хотят ли они этим заниматься дальше. Это тоже интеллектуальная игра, в которую можно поиграть с интересным собеседником с интересной точкой зрения, меняющей восприятие мира.

Это программа-ориентировка. Соответственно, темы, которые мы выбирали, в первую очередь связаны с контактом с бессознательным. Мы выбирали разные формы его проявления, те перекрестки, на которых мы встречаемся с большим бессознательным: сновидение, симптомы, кризисы. Программа будет насыщена символическим материалом типа карт таро, сказок или фильмов.

Потребность человека во внимании к себе, необходимость быть самим собой, выносить свои разные состояния, получать удовольствие от одиночества, от того, что можно быть одному, не теряя при этом контакта с собой, существуют всегда, в любое время, даже в такое сложное для многих людей, как сейчас.

А что нового в этой программе? Чем она отличается от прежних обращений к Юнгу?

Во-первых, она годичная, она сокращена по срокам. Мы это делаем, чтобы добавить универсальности. Ее фокус как раз на символическом материале, на связи с бессознательным через образы, это вполне умещается в первый год работы.

Потому что второй у нас всегда предполагался как более профессиональный для тех, кто хочет заниматься практикой, кто развивает клиентскую работу. Но мы подумали, что нужно отделить эти два слоя, рассматривать как две отдельные задачи и развести их совсем. В Москве довольно много мест, где профессиональные задачи хорошо решаются, особенно в МААП – Московской ассоциации аналитической психологии, где нет подготовительного, «разогревающего» этапа. Здесь мы считаем, сам по себе этот этап является ценным – для кого-то он может быть не разогревом, а событием, достоянием, подарком, результатом. Поэтому мы решили его сохранить, но обеспечить преемственность с программами других институтов. Дальнейшее обучение можно продолжить в МААПе. Преподаватели работающие в МААП, и в ИГиСП – из одного внутреннего пространства.

Вторая особенность. Мы хотим добавить разные средства, в том числе новые, для поддержания той атмосферы, которая обычно есть в программах ИГиСП, атмосферы доверия и поддержки, возможности предоставлять личный материал. Нам хочется, чтобы это было сделано в контексте тех или иных явлений культуры, поэтому мы добавляем в нашу программу много анализа сказок и фильмов. Если в прежней программе работа со сказкой была одним из методов юнгианской психотерапии, которая не несла самостоятельной, самоценной нагрузки, то сейчас мы хотим, чтобы групповые процессы могли проходить и через этого рода материал тоже.

И, наконец, третье. Мы попытались выбрать и включить в программу разнородные темы. Новая программа более эклектична и не так логически простроена. В этом тоже есть смысл, потому что даже сам Юнг говорил о том, что жизнь идет по параболическим законам, и это кружение, нелогичное мышление может быть ближе к объективной реальности, нежели переходы от пункта А в пункт В, как хочется сделать нашей голове. Например, дети или симптомы – из разных областей, в практике они бы были разнесены. Но если мы говорим про понимание души – это просто разного рода дороги. И неважно, по какой идти – все дороги ведут к себе.

В программе у вас значатся «переживания в кризисах», не могли бы вы рассказать об этом подробнее?

Внешняя или внутренняя трудная ситуация фактически означает, что ты не можешь жить, не можешь использовать свои внутренние возможности, как это было раньше. И тогда ты оказываешься перед необходимостью искать или новые внутренние ресурсы, или смысл жизни, понимание. Если обычные средства не помогают, ты можешь в какой-то момент зависнуть в пустоте, в безвременье. Нового еще нет, а прошлого уже нет. Эта пустота, это зависание дают возможность проявиться бессознательному. Потому что когда ты перестаешь заполнять себя чем-то внешним – работой, необходимостью зарабатывать деньги – ты неизбежно сталкиваешься с тем, что внутри тебя. Внутреннее обычно явно проступает. И если дать ему отстояться, вызреть, можно что-то в себе увидеть. Например, вспомнить свои детские мечты и фантазии. Кем хотелось быть, каким представлялось будущее, что предписывали родители. И сейчас, когда эта программа уже исчерпана, выполнена, есть возможность сопоставить прошлое с настоящим. Ведь хорошие в прошлом побуждения приводят к разным результатам, а не только к успехам, победам. Но кризисы, которые случаются с людьми – это следствие и успехов, и побед в том числе. И тогда начинается какая-то другая внутренняя дорога, какой-то другой поворот, поиск внутри новых смыслов, новых ориентиров. Это и есть встречи с бессознательным.

Елена Анатольевна, на занятиях вы разбираете сказки как «сны коллективного бессознательного». Как пользоваться этим инструментом?

Сказки, с точки зрения юнгианского анализа, передают универсальные проблемы, свойственные всем людям, пороги, о которые все спотыкаются рано или поздно. Но такие пороги – это нормальное явление в жизни! И сказка показывает возможные способы их преодоления. Они поначалу могут быть не успешны, но они все равно важны, потому что это усилия, попытки их преодолеть, настрой на то, чтобы попробовать раз, попробовать два, попробовать три. И при неуспехе «раз-два» должно проясниться какое-то иное направление, которое, как правило, отличается от первых «раз-два». Допустим, в сказке «Конек-горбунок» два старших брата делают примерно одно и то же, а третий – уже что-то другое. Но чтобы до этого другого дойти, вначале он повторяет то, что делают старшие браться. То есть, мы должны испытать это движение прежним стереотипом.

В разборе сказок важно, при каких условиях этот третий вариант может состояться. Как правило, ему предшествуют встречи, события, как, например, в этой сказке встреча третьего брата с Коньком-горбунком, с другими персонажами, мимо которых проходят старшие, а он не проходит. Если мы попробуем это повернуть в психическую реальность, то это такое же исследование себя, когда нужно обнаружить, заметить, увидеть и не пройти мимо какой-то своей важной части, роль и значимость которой до того игнорировалась. Если мы вступаем с ней в контакт, то она может оказаться не только мешающей, вытаптывающей пшеницу, разрушающей наш прежний способ жизни, но еще и ресурсной, несущей подсказки, поворачивающей наше сознание к другому способу бытия.

Вы сказали, что анализируете не только сказки в традиционном понимании, но и «современные сказки» – фильмы.

Мы делаем анализ фильма как анализ сказки. Точно так же весь материал пошагово, поэтапно мы рассматриваем как отражение внутренних процессов, даже когда идет речь о внешних событиях. Не встреча, оставленность, катастрофы. И если мы попадаем в этот внутренний язык, мы можем увидеть и разрешение фильма несколько иначе, чем обычно смотрится простым сознанием. Есть фильмы как будто бы с плохим концом, но плохой конец там – очень важный момент. Это, например, завершение сценария, прожитость его до конца, когда уже дальше некуда и можно спокойно поставить точку и освободиться. В то время как хеппи-енд может прочитываться, наоборот, как продолжение истории о старых граблях, на которые я завтра опять наступлю.

Анализ как раз помогает показывать альтернативы ситуации, многомерное и биполярное видение за счет внешнего и внутреннего, за счет того, что внутреннее тоже неоднозначно. При внутреннем анализе фильма мы создаем объем, который меняет точки зрения. Он как будто расширяет внутреннее пространство, чтобы можно было не чувствовать себя закованным в нем. Это не протоптанная колея на много лет, из которой никуда нельзя двинуться. Наоборот, может быть, я наконец-то смогу, удерживая себя, дотечь по этой колее до какого-то важного момента.

Хорошие фильмы тоже неоднозначны, они являются результатом проживания внутренней ситуации или проблемы, итогом ее, это опыт, которым можно воспользоваться. Хотя и не все фильмы. Есть кино другого плана – когда создатели, наоборот, оказываются не в силах сами пережить ситуацию, тогда они нагружает ею зрителя, обрушивают на него. Сюжет и последовательность событий втягивают нас в переживания, но сам ход проживания показывает, что главное здесь – чтобы мы перетряслись или перенервничали, без исхода в конце. Как будто бы главный смысл в том, чтобы заставить кого-то страдать вместо себя. Я такие фильмы не люблю! Я такие не беру!

А какие берете?

Вот, например, фильм «Шоколад». История о том, как женщина без конца переезжает с места на место, у нее есть ребенок, девочка не вполне здорова, у нее галлюцинации, она с кем-то разговаривает. Они поселяются в очередном месте, женщина снова все начинает с самого начала, отмывает грязное помещение, устраивает свою кондитерскую, и понятно, что она там тоже надолго остаться не должна. Поворот сюжета происходит тогда, когда появляется другой персонаж, герой Джонни Деппа, который меняет для нее реальность. Есть еще мэр города, ханжа, который ее выживает. И если отношения с одним для нее более-менее освоены – это вечная борьба, в которой она умеет противостоять, то отношения с другим, таким же бродягой, как она сама, совершенно новы. Эту ситуацию можно рассматривать как внешнюю и как внутреннюю. Если мы обращаемся вовнутрь, то фильм показывает важные стороны ее самой, которые дают ее внутреннюю правду. Если мы такую внутреннюю правду для себя услышим, для нас тоже возможно изменение сценария. Поворот. В фильме она остается в городке. Погибает бабушка. Разбивается урна с прахом матери, которую она таскает за собой всюду. Дочь перестает разговаривать непонятно с кем. То есть, благодаря тому, что она втягивается во взаимодействие, происходит ряд событий.

Фильм хорош тем, что он не просто показывает схему контакта с внутренней реальностью и изменения в заданных паттернах поведения. Он еще значим для людей определенного склада. Например, боящихся вступать в близкие отношения. Что такое перебегание из города в город? Это ведь метафора. В современных условиях это может выглядеть как то, что я учусь в разных группах, институтах, или работаю на разных работах, но ни с кем не осталась в связи. Не надо никуда уезжать, чтобы не вступать в близкие отношения, это можно сделать в любом месте. Проанализировать фильм может быть полезно для таких людей, они могут понять, что стоит за этим. Обоснованы ли их страхи? Они в то же время являются защитой от контакта с реальностью, которая что-то от тебя хочет, а ты сомневаешься, что у тебя это есть.

Носителями бессознательного родителей являются и дети. Как «читать» эти послания? Как разглядеть себя в этом зеркале?

В психологии есть идея о том, что симптом возникает в слабом месте системы. Если мы говорим про семью, то слабое место этой системы – это дети. Они «вышибаются» первыми. Родители часто приходят на терапию по поводу детей, обращаются к аналитикам, но с точки зрения системного подхода работать надо со всей семьей в целом. Юнгианский подход аналогичен. У детей не так сильно развито эго, сознание, поэтому они ближе к бессознательному, поэтому они могут вылавливать что-то такое, что родители не проявляют внешне. Например, есть семья – мама, бабушка и подрастающая дочь-школьница. У мамы с бабушкой довольно теплые отношения, а девочка начинает бабушке дерзить, и это ставит всех в тупик и в недоумение. Можно подумать, что это объясняется переходным возрастом девочки, на самом деле это отголосок того, чего себе не позволяет делать мама в контакте со своей матерью, бабушкой. Когда девочка подхватывает это, ее поведение находит поддержку матери, она, получается, это делает за мать. Это и есть проявление бессознательного. То, что мы скрываем в себе, дети могут выхватывать интуитивно. Тогда не нужно работать с детьми – нужно работать с родителями, со взрослыми. А изменения детей будут уже следствием.

А что такое «внутренний роман»?

Одна из основных идей юнговской психологии – симметрия, параллелизм внутреннего и внешнего в нашей жизни. Если до Юнга бессознательное неизбежно помещали внутрь психики, как, например, Фрейд, то юнговская идея о том, что бессознательное коллективно, ставит его в пограничную позицию. Оно становится и внешним, и внутренним. Как это можно увидеть? По Юнгу, если мы не замечаем неких внутренних ситуаций, то жизнь как будто специально организуется так, что мы сталкиваемся с этим если не внутри, то снаружи.

Этот параллелизм проявляется в том, что, когда мы влюбляемся в кого-то или завязываем отношения, мы не просто находим партнера. Мы с вами решаем еще и внутренние задачи, связанные с чем-то значимым для нас, но малодоступным. И поскольку оно малодоступно внутри, оно помещается снаружи в конкретного человека. Мы делаем одновременно два вида работы: и внешние отношения строим, и что-то внутри себя меняем, делаем более близким, более возможным. Эта внутренняя работа, как правило, происходит спонтанно, и человек может пытаться сопротивляться или саботировать ее. В этом случае очень многого ждут от другого человека, и, как правило, это грозит сложностями в отношениях, потому что второй должен нести и воплощать эти ожидания. Когда люди обращаются к терапевту, аналитики показывают, в чем могла бы состоять эта внутренняя работа, которая не может заменять внешнюю реальность и внешние отношения. Она должна быть сопровождающей.

Когда люди начинают понимать удовольствие от этой работы, от внутренних отношений со своим собственными частями, мужчины – с женскими сторонами, женщины – с мужскими частями, это ведет к усилению внутренней любви. Это я называю «внутренним романом» – развитие отношений с этой контрсексуальной фигурой внутри. В юнгианской психологии они называются «анима» и «анимус», архетип контрсексуальности или противоположного пола внутри, или просто «внутренний мужчина» и «внутренняя женщина». Самое любопытное в этих «внутренних романах» то, что они никогда не заканчиваются. Мы можем гармонизировать эти отношения внутри точно так же, как и отношения снаружи, но они никогда не оказываются застывшими. Должна быть постоянная работа по поддержанию баланса, контакта. Услышать веяния изнутри и понять где ты, соответствуешь ты или не соответствуешь этим веяниям, или ты ушел. То есть, это своего рода серфинг, где нужно все время быть на плаву, находиться в контакте с бессознательным, учиться ловить эти течения.

Уже давно не зазорно обращаться к астрологам, часто они настоящие профессионалы, которые реально помогают людям. В программу включены карты Таро и алхимия. Какие их возможности вы рассматриваете в первую очередь?

У нас в программе тоже есть обучающиеся астрологи. В средние века на востоке у каждого господина был звездочет. В то же самое время в Западной Европе у каждого уважающего себя сеньора в подвале замка сидел алхимик и тоже что-то делал. С астрологией более-менее понятно, это синхронизация жизни вельможи и звезд, синхронизация его со своей судьбой. Очень может быть, что алхимики делали похожую работу. Вряд ли кто-то ждал от них настоящего золота, года проходили, никакое золото не появлялось, а деньги, тем не менее, в них вкладывались.

Юнговский взгляд на это был такой, что это тоже зашифрованный язык, который отражает внутренний поиск и внутреннюю работу, внутреннее путешествие. В процессе этого путешествия с человеком проходят разного рода трансформации. Эта метафора – путешествие – применима к тому, как описываются алхимические превращения веществ или металлов. Юнг считал, что это похоже на то, как что-то может меняться внутри нас при определенных обстоятельствах, условиях, встречах, повышении внутренней температуры или падения градуса переживаний. Он обратил внимание на то, что алхимические тексты написаны разными языками, как если бы алхимики старались зашифровать то, что они пишут, и сделать непонятным для непосвященных, а доступных только узкому кругу лиц. При этом они использовали разные языки, метафоры, когда один и те же превращения описывались через разные вещества. Органические: возьмите сухую ножку крыски и смешайте с молоком девственницы. Или химические. Или через планеты – и в этом тоже связь с астрологией. Или через какие-нибудь символические системы.

В этом ракурсе мы можем говорить о том, что любого рода символическая система – астрологическая или алхимическая – это проекция внутренних процессов в определенной плоскости. Все они нам помогают понимать течение этих процессов. Поэтому, не важно, с какой точки мы зашли, это просто удобство прочтения. Для кого-то один язык больше понятен, для кого-то – другой. Для кого-то – карты Таро, еще одна символическая система. Их довольно много, потому что это вечная задача людей. Юнг называл это «индивидуацией». Это не просто личностное развитие, улучшение или самосовершенствование, это скорее обретение целостности. Поиск своих потерявшихся в процессе жизни частей, которые, может быть, в прежнем виде не могут быть обретены, актуализированы, но внутри должны быть собраны, положены на нужную полку или в какую-то шкатулку, с тем, чтобы могли доставаться по необходимости. Или чтобы мы хотя бы знали, что они у нас там есть.

Елена Анатольевна, как научиться доверять своей интуиции? Вообще что это означает – интуиция, «внутренний голос»?

Сложность обращения к интуиции в том, что, даже если люди ощущают внутри какие-то позывы, им может быть трудно доверять им. Как отличить, где интуиция, а где мои опасения и мои страхи, которые меня удерживают от поступка, где я, наоборот, должен был бы рискнуть, проявить мужество? Как истолковать один и тот же знак, который тебе приснился или еще каким-то образом к тебе пришел? Любую ситуацию можно повернуть шиворот-навыворот, интерпретируя ее.

Например, одна женщина, довольно немолодая, но респектабельная, на хорошей должности, в молодости мечтала сделать большую и яркую карьеру. Ей поступает предложение – очень выгодное, очень интересное, как раз такое, о котором она мечтала в молодости. Но она сомневается, потому что возраст, и потому что возможности уже не те. Она понимает, что вкладываться придется сильно, энергии тратить много, а здесь спокойно и насиженное место. Идти или не идти? Надо или не надо? И вот она видит сон, где она в пальто времен своей молодости, которое она когда-то очень любила, оно на ней шикарно сидело, но сейчас уже ей не идет, стало мало. Это про что? Это про то, что мои амбиции устарели, что они относятся к временам моей молодости, и уже неадекватны, потому их нужно снять? Или дело не в том, что пальто тесное, а в том, что растолстел и расслабился человек? В таком случае нужно попробовать немного похудеть. И тогда это про то, что нужно собраться и – вперед, на новую должность.

Это два разных способа прочтения одного и того же образа, случая. Если у нас нет связи со своим внутренним, если у нас нет доверия к своим чувствам, мы очень легко можем во всем этом запутаться. Потому что если у нас такая связь есть, то она безошибочно подскажет, какой вариант точно мой, а не придуманный, не наносной, не от головы.

Люди, особенно интеллектуального склада, очень легко могут размножать варианты решений, придумывать разные способы выхода ситуаций. И в этом многообразии дорог-выходов трудно сориентироваться, когда теряешь связь с чем-то лежащим ниже всех этих дорог, но определяющим течение жизни.

В юнгианской психологии есть метафора высохшего русла реки. Если мы будет понимать архетип как сгусток психической энергии, тогда это о том, что высохшее русло реки точно есть. Мы не знаем, какая будет вода – мутная, холодная, теплая, быстрая, медленная, но мы знаем, куда она потечет. Это связь с внутренним руслом жизни. Выглядеть твой вариант решения может необычно и причудливо, но он точно потечет в направлении твоей судьбы. И тогда можно понять смысл интуиции как связи с этой внутренней, или подземной водой. В этом случае проблемой является как раз недоверие к внутреннему, которое выросло, возможно, из того, что нас с детства не поддержали родители в силу своих установок. Мы будем учиться находить к интуиции доступ, складывать с ней поддерживающие отношения, чтобы она нас поддерживала тоже.

Противоположная установка, мешающая связаться с интуицией, идет от большого интеллекта, от доверия к тому, что можно потрогать, пощупать. Внешние ориентиры с опорой на факты – «ты мне не рассказывай, а ты мне покажи, я не знаю, как это будет выглядеть, мне проще это пощупать» – тоже уводят нас от внутреннего и тоже препятствуют обращению к интуиции. В интуиции в этом случае мы скорее склонны видеть сбой, проблему, помеху, чем ресурс.

Еще есть необходимая вещь – это просто понимание себя. Когда идет анализ клиентами, они эту работу делают. Они распахивают внутреннее пространство, исследуют его настолько, чтобы точно отличить, мой «внутренний голос» – это какой-то кошмарный монстр, который подстерегает за кустом, зайчик, который спрятался за кустом просто с испугу.

Нужно или не нужно идти на поводу у коллективного бессознательного, освобождаться от зависимости от мифов, установок, которые сложились в окружающем социуме?

В коллективности нет ничего хорошего, ничего плохого. Негативной частью является некая заданность и детерминированность, погружение в миф. Когда мы переходим из одной мифологической системы в другую, как из социалистической перешли в какую-то новую, мы просто поменяли миф. Это касается не только политики, можно говорить о погруженности в мифологию и в организациях в рамках корпоративной культуры. Есть семейные мифы, мифы-установки, которые выпячивают определенный стиль поведения и заглушают противоположные тенденции. Мы дружная семья – мы не ссоримся. Или: мы культурные, мы не ругаемся матом.

С другой стороны, думать о том, что мы можем быть абсолютно свободными и независимыми от той же коллективности, довольно наивно. Думаю, правильным является установление отношений. Ведь в коллективном бессознательном есть и другая сторона. Те самые ресурсы мифологических систем показывают направление внутренних поисков. На чужих ошибках трудно учиться, но мы хотя бы можем научиться их понимать или правильно интерпретировать, двигаясь к внутреннему центру, устанавливая связь с этим центром. Сильная, или позитивная сторона коллективного бессознательного – энергия, которая там содержится.

Мне нравится фантастический рассказ о том, как в будущем кто-то пытается заказывать сюжет книги или фильма. А тот, кому заказывают, говорит: есть ограниченное количество сюжетов, они уже использовались миллион раз, я, конечно, могу написать какую-то кавер-версию, но это все равно будет как Гамлет в корпорации или Одиссея по автобанам. Это не про истощение фантазии или креативности, этот сюжет практически описывает события психической жизни человека, из суммы которых эта психическая жизнь и состоит. Они все называются архетипами. Может, в силу новых обстоятельств рождаются и новые, но на самом деле это все равно новый образ «старых песен о главном».

И, как я уже сказала, в этом нет ничего ни плохого, ни хорошего. Для меня это значит – быть человеком, оставаться в рамках человечности. Ничего свыше этого, ничего запредельного и космического, никаких других архетипов – сюжетов внутренней истории. Моя метафора: все эти ситуации – это такой психологический генофонд человека. В силу того, что эти гены есть, эти архетипы есть мы и являемся психически людьми. Вот и все!

Беседовала Ирина Белашева